Последний Завет - Страница 107

107

Они перешли размытую дождем дорогу, на которой отпечатались лошадиные копыта и колеса телег — последние следы присутствия человека, — дальше снова начались покинутые людьми пустынные места.

Шли молча, только Густав, словно зубная боль, все время ныл, что у него болят ноги. На стоянках Дуго и Франц много говорили о прошлом и будущем человечества, о Меганиках и об Ангелах, о том, как живут самые разные кланы Города, и рассуждали о том, есть ли люди в других частях света. Герман в споры не вступал, считая все это жуткой заумью. Подчас его всерьез раздражали Франц и Дуго, когда в очередной раз начинали с умным видом говорить о том, чего сами никогда в глаза не видели. По мнению следопыта, рассуждать можно было только о том, что сам ты видел или осязал.

Герда использовала каждую свободную минутку для чтения Последнего Завета. Раз за разом она открывала книгу и внимательно изучала ее, надеясь найти разгадку. Дуго, напротив, вконец отчаялся найти в религиозном талмуде Мегаников хоть какой-то намек на таинственный шифр и не притрагивался к Завету.

А Герман все больше склонялся к мысли, что зашифрованный текст не более чем обычная выдумка. На одной из стоянок следопыт даже заикнулся о своем предположении, но девушка зашипела на него, словно рассерженная кошка, и Герман счел за лучшее больше о своих идеях не упоминать. Тем не менее уверенность его крепла день ото дня… В то же время он чувствовал, что все больше отдаляется от Герды, и это его очень расстраивало.

По обоюдному молчаливому согласию они ни словом не упоминали о том, что произошло в подвале во время Бури. Герман пытался пару раз поговорить с Гердой, но девушка или переводила разговор на другую тему или вообще отказывалась говорить со следопытом. Она держалась с ним приветливо, но не более того. Только однажды сквозь маску абсолютного безразличия у нее проступили эмоции — когда Герман искал брод. Но теперь и этого слабого всплеска чувств от нее было не добиться — девушка практически не общалась со следопытом.

“Может, причина в Дуго — ведь он что-то заподозрил, — думал Герман, — или я где-то неудачно пошутил… Черт побери, никогда не поймешь этих женщин!”

Герман недоумевал и все больше злился. Злость его была направлена в первую очередь на себя, потому что он все более и более уверялся, что каким-то неосторожным словом или жестом разрушил едва построенный воздушный замок доверия и любви.

Даже вечные остроты Герды в адрес следопыта исчезли, не говоря уже об оставшихся в прошлом спорах и язвительных замечаниях. Девушка старалась вообще его не замечать.

В конце концов решив, что со временем все разрешится само собой, Герман прекратил всякие попытки поговорить с Гердой по душам. Но под сердцем у него все время предательски ныло, и настроение было довольно мрачным, так что в разговоры с остальными он вступал редко, полностью погрузившись в свои мысли и переживания…

К вечеру третьего дня, обойдя стороной заболоченный пруд, где Густав подстрелил трех уток, они вышли к неглубокому оврагу. Внизу, через насквозь проржавевший кузов, в котором едва можно было угадать очертания автобуса, тек ручей. Внутри кузова белели человеческие кости. Предположить, каким образом в овраг мог попасть этот автобус, было довольно сложно.

Перебравшись через овраг, они наткнулись на большого лохматого зверя. Увидев людей, он встал на задние лапы и зарычал, но, поняв, что этим незваных гостей не испугаешь, струсил и бросился в густые заросли малины.

— Это медведь, — пояснил Дуго, — зверь большой, но очень трусливый.

— Ты так говоришь, словно это не хищник, — нахмурился Франц, — он же мог на нас напасть.

— После встречи с жевалой и рыботритроном мишка кажется добрым и очаровательным, — пояснил Пилигрим, — к тому же достаточно хлопнуть в ладоши — и он упадет в обморок от страха. Нервная система медведей очень неустойчива.

— Хм, интересно, — удивился Франц, — я раньше о таком не слышал. Наверное, это тоже следствие мутаций…

— Возможно, — уклончиво ответил Дуго.

— А не пора ли нам подкрепиться? — Густава нисколько не интересовали трусливые медведи, его интересовала только возможность поскорее набить брюхо.

Герман с раздражением покосился на клубничные волосы великана, намереваясь сострить по этому поводу, но промолчал — настроение было паршивым, говорить не хотелось.

— Подкрепимся, когда придем на место, — сказал Пилигрим, — тут неподалеку есть одна деревня, там мы сможем переночевать.

— А нас туда пустят? — После того как отряд уже побывал вблизи одной из лесных деревушек, Герману не верилось, что их встретят с распростертыми объятиями.

— Пустят, — ответил Дуго, — я останавливался в ней несколько раз, когда ходил в Дрезден. Правда, топать нам еще часа три, будем там только в сумерках.

— Не страшно! — Густав впервые не стал ныть, услышав, что отряду предстоит идти еще три часа. — Главное, чтобы накормили хорошо! Ну чего стоите? Идем скорее, пока они там все вкусненькое не съели!

Отряд направился в указанном Пилигримом направлении. Вскоре они выбрались на заметно вытоптанную тропу (должно быть, люди из деревни часто здесь ходили), идти стало намного легче.

— Пахнет дымом, папа, — нарушила затянувшееся молчание Герда.

— Деревня близко. Ну вот, говорил я вам, что к сумеркам мы доберемся. — Дуго улыбнулся.

— Я не чувствую, чтобы готовили еду. Пахнет гарью, — сказала Герда, — и довольно сильно пахнет.

— Во-во, — поддержал Герду Густав. — У меня нюх на жрачку. А здесь едой и не пахнет. Жгут чегой-то.

107