Последний Завет - Страница 60


К оглавлению

60

— Не спится.

— Сегодня был тяжелый день, Пилигрим. Лучше поспать, — сказал Герман.

— Высплюсь завтра на Базе Госпитальеров.

— Ну как знаешь, — пробурчал Герман, поворачиваясь на бок.

Ночью случилась гроза, и раскаты грома разбудили Германа. Охотнику “посчастливилось” улечься возле самого окна, и холодный дождевой ветер, казалось, задувал даже под одеяло Он приподнялся, прогоняя остатки сна, и увидел, что костер все так же горит, а Пилигрим сидит у огня и изучает какую-то книгу. Он осторожно, чтобы не разбудить спящего неподалеку Франца, встал, перешагнул через храпящего на все лады Густава и подошел к Дуго. Пилигрим оторвался от книги, приветливо кивнул и, помусолив палец, перевернул страницу.

— Что это у тебя? — дабы поддержать разговор, спросил Герман.

— Ты читать умеешь? — не спуская взгляда со страниц, спросил Дуго.

— Умею.

— И чего тебе не спится-то? — ворчливо пробормотал Пилигрим и неохотно протянул книгу.

Книга была небольшой. В два пальца толщиной. Обложка из черной кожи. На ней сильно стертые буквы — золотое тиснение, складывающееся в слова.

— “Последний Завет”, — прочитал Герман и только после этого заметил на обложке маленький значок клана Мегаников. — На кой тебе библия этих фанатиков? Это же их библия, я прав?

— Интересуюсь ради любопытства, — Пилигрим небрежно пожал плечами, — тут можно найти много забавного.

Герман открыл книгу, пролистал пожелтевшие от времени страницы, наугад нашел фразу: “…ибо тени не дремлют и ждут, когда адово пекло вновь воцарится на земле и смете: детей Его”.

— Забавно?! Ну да. — Он вскинул брови. — Всегда думал, я оригинальное чувство юмора, но ты, похоже, меня переплюнул. Скажи, Дуго, зачем читать такой бред? Вон в соседнем помещении сколько книг. Хочешь, принесу десяток?

— Нет, спасибо. Мне интересна именно эта книга, — сказал Пилигрим с таким серьезным выражением лица, что Герман задумался: не придерживается ли он той же религиозной концепции, что и Меганики?

Он уставился на Дуго, внимательно вглядываясь в его суровое лицо.

“Да нет, этого просто не может быть”, — подумал Герман.

— Ну как знаешь. — Он вернул книгу Пилигриму, потеряв разом всякий интерес к “Последнему Завету”. — Только смотри не сойди с ума от этого бреда. По мне, так лучше ее сжечь к чертовой матери, и все дела.

— Не беспокойся за меня. Ты куда?

— Пойду отолью, — соврал Герман и, взяв в руки еще не погасший фонарь, вышел из комнаты.

Он прошел по коридору, остановился возле выбитой Густавом двери, поколебался и вошел в квартиру. Говорить Дуго, куда и зачем он пошел, Герман не хотел хотя бы потому, что пришлось бы что-либо объяснять, а ему было откровенно лень это делать. Если уж говорить начистоту, то разведчику очень хотелось спать, но врожденное любопытство пересилило сон. Он прошел мимо кровати, где, накрытые скатертью, ставшей погребальным саваном, лежали мертвые. Вошел в комнату, где пол из-за капель, задуваемых ветром, оказался мокрым от дождя. Возле самого окна стояло то, что еще несколько часов назад привлекло его внимание. Эта штука — маленькая квадратная коробка с двумя яркими, полупрозрачными желтыми полосками называлась радио. У Старого Кра была точно такая же довоенная игрушка, и он называл ее “вечным радио”. Из-за мощных солнечных батарей хитроумному прибору практически не требовалось электричество или другие элементы питания. Вполне хватало энергии солнца. Так что радио, несмотря на многие годы, вполне еще могло работать, к тому же оно стояло у окна, и батареи, если они, конечно, еще были целы, могли заряжаться от солнечных лучей. Другое дело, что все равно ничего не услышишь. Уже лет двести радиоволны молчали. Старый Кра использовал треск помех, доносящийся из радио, в качестве хорошего собутыльника. Все время молчит, шумно дышит и самогоном поделиться не просит.

Германа попросту разбирало любопытство: а работает ли этот прибор? Он подошел к окну, выглянул на улицу. Дождь все лил, но раскаты грома отдалились, и ночные небеса лишь угрожающе ворчали.

Охотник коснулся черного пластика, провел ладонью по гладкой поверхности, стер дождевые капли, нашел рычажок, нажал. Ничего не произошло, и он разочарованно прищелкнул языком. Ради очищения совести покрутил колесико громкости. Динамик неожиданно затрещал, захрипел, и по комнате разнесся треск. Радиопомехи, и ничего больше. Поскольку Герман — не Старый Кра, появление радиопомех не могло его обрадовать, и все же всегда приятно обнаружить целый работающий аппарат, пусть и совершенно бесполезный.

— Работаешь, с-стерва! — счастливо изрек Герман, словно он собственноручно собрал этот хитроумный прибор из далекой ушедшей эпохи.

Он прокрутил колесико настройки, но по всей линии цифрового бегунка был слышен то усиливающийся, то вновь затихающий статический треск. Герман нашел еще какую-то кнопку. Нажал. Треск стал тоньше. Табло из желтого стало зеленым. Цифры изменились. Герман прогнал бегунок настройки в обратную сторону. На одной из отметок треска не было, а слышались повторяющиеся через каждые пять секунд звуки: Пим-м-м… Пим-м-м… Ради интереса с минуту Герман послушал эту волну, а затем вновь включил настройку. Бегунок добежал до конца, и цифры остановились. Вновь нажатие кнопки — зеленое табло стало желтым. Еще раз — желтое стало зеленым. Решив, что от радио больше ничего не добьется, Герман вздохнул и отошел от окна, даже не потрудившись выключить бесполезный прибор. Скоро энергия иссякнет, и аппарат замолчит сам собой.

На дальней стене комнаты охотник увидел висящую картинку. Герман подошел поближе, поднес фонарик, чтобы разглядеть детали. Голография, заключенная в магнитную рамку. С картинки на него смотрели молодые мужчина и женщина. Держатся за руки. Улыбаются и кажутся такими счастливыми…

60