Последний Завет - Страница 61

— Волк, как слышишь меня? — Голос заставил Германа резко обернуться и схватиться за нож.

— Слышу тебя, Енот.

— Поднимайся еще на восемьдесят. Конец связи.

— Понял тебя. Конец связи.

Только теперь Герман понял, что голоса, усиленно сдобренные треском помех, текут из радиоприемника. Он подлетел к аппарату, склонился над ним. На зеленом табло горели те же цифры, что и в тот момент, когда он оставил радио в покое. Кто-то говорил! Он явственно слышал чьи-то голоса! Перекличка каких-то Волков и Енотов!

— Что еще за зверинец? — пробормотал Герман и стал напряженно вслушиваться в треск динамика.

Минут пять ничего не происходило, и Герман начал подумывать, что все слышанное — плод его воображения, но затем вновь раздался бодрый, молодой голос:

— Хорошо летим, а?

— Да, только ни черта не видно, — прозвучал ответ.

— По приборам, дружище, по приборам.

— Да по мне, так хоть и вслепую. Первый засмеялся.

— Когда у нас дозаправка, Волк?

— Минут через двадцать, судя по летному журналу.

— Так, ребята, в двадцати километрах от нас центр грозового фронта, — раздался третий голос. — Сбрасывайте скорость и следуйте дальше через квадрат сорок два.

— Понял тебя, Орлан.

— Ну, кто ждет завтрашнего дня? — снова зазвучал голос второго.

— Все. А особенно десантники у меня в брюхе, — ответил третий.

— Ух, повеселимся! Нет ничего лучше, чем боевой вылет!

— А ну заткнулись! — В разговор внезапно влез кто-то сиплый и донельзя простуженный. — Какого хрена используете открытую частоту?!

— Да кто нас услышит, герр майор? — обиженно и несколько испуганно спросил второй.

— Заткнулись, я сказал! Конец связи! — резко бросил голос.

Повисла оглушительная тишина. В надежде вновь услышать странные голоса, Герман просидел возле радиоприемника целый час, но теперь из аппарата доносился только бесконечный треск помех…

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

ПУСТЬ СУЩЕСТВА, КОТОРЫЕ НАЗЫВАЮТ СЕБЯ ЛЮДЬМИ, ГОВОРЯТ:
И воспоет Рог, и спустится Он с лазурных небес в белых одеждах и придет к тем, кто пережил Черные века. Будет Он ласков и добр, глаза Его будут лучиться светом, а одежда пахнуть вереском. И наградит Он детей своих за их веру и стойкость. И больше всех воздается тем, кто хранил детей Его от мора и сомнений. И заберет он носящих красный крест в небеса — в вечное блаженство райских кущ.
ВНЕМЛИТЕ ГЛАСУ ЧИСТОГО РАЗУМА:
И воспоет Рог, и спустится Он с потемневших небес и придет к теням, обманом и по дьявольскому наущению пережившим Черные века. Будет Он безжалостен и непреклонен, глаза Его будут темны, а одежда пахнуть дымом. И накажет Он теней за их служение Тьме и зло, причиненное Его детям праведным. И больше всех накажет тех, кто хранил теней, не делая разницы меж ними и истинными детьми Божьими. И сдерет он с тех, кто носит на теле своем красный крест, кожу и плоть и вырвет Он им языки. И вскричат они, беззвучно открывая рты, взывая к Антихристу, но не услышит Тьма мерзких слуг своих. И отправит Он души тех, кого именуют Госпитальерами, в Нижние пределы — кромешный огненный ад.
Последний Завет. Книга Нового мира. Послание заново рожденным. Ст. 70

Герман решил вернуться в комнату, где спали остальные, только когда в радио полностью иссякла энергия и не стало слышно даже треска помех. Шатаясь от усталости, он прошен по темному коридору. В доме царила зловещая тишина, какая бывает только ночами в давно умерших городах. Такая тишина не похожа на кладбищенскую, но есть в ней нечто схожее и угрюмое. Почему-то все время кажется, что тишина — вот прервется диким воплем тысяч и тысяч людей, когда-то живших в этом городе и погибших в гекатомбе Последней войны.

Держа перед собой химфонарь, Герман заглянул в ближайший дверной проем: из темноты выступили очертания стенного шкафа, на котором в беспорядке была свалена запыленная, изъеденная временем рухлядь…

Где-то в отдалении послышался слабый неясный шорох. Герман решил не придавать ему значения — сил идти и проверять, кто или что шевелится во мраке, у него не было. Скорее всего, это ветер треплет обрывки целлофана, которым в далеком прошлом кто-то из жильцов прикрыл разбитое окно.

Герман вспомнил, как осторожно заклеивала окно в их комнате Альба, как аккуратно она проводила ладонью по сгибу цветного целлофана и, слегка наклонив голову, улыбалась тому, как красиво выходит. Охотник решительно отогнал видение. Воспоминания не приносили ничего, кроме болезненных уколов прямо в сердце.

Чувствуя, что глаза у него слипаются, Герман вошел в комнату. Костер погас, Дуго спрятал религиозную книгу и давно спал. Но стоило Герману войти, как Пилигрим тотчас проснулся и рука его метнулась к пистолету. Слух у Дуго остротой не уступал кошачьему. Увидев, что это не враг, Дуго недовольно пробурчал что-то и убрал оружие. Разведчик усмехнулся, улегся на пол, закутался в одеяло и провалился в сон без сновидений…

Проснулся он оттого, что на лестнице кто-то был. Неясный прежде шорох теперь стал вполне отчетливым. Герман взялся за арбалет и приподнялся с лежака. Дуго не спал, он прижал палец к губам и махнул рукой — пошли.

Они выбрались из комнаты, следуя в ту сторону, откуда раздавался шорох.

Герман сделал Дуго знак, призывая остановиться. Он коснулся запретного и принялся сканировать пространство лестницы. Ничего. Тишина… Значит — это не люди…

Они двинулись дальше. Шорох становился все отчетливее.

На лестнице копошился десяток маленьких серых зверьков. Как только объявились Герман и Дуго, следопыты кинулись врассыпную.